Большая гуцульская свадьба
Когда
просматриваешь старые фотографии, появляется стойкое ощущение, что
зафиксировано на них никуда не делось, не прошло, оно продолжается до
сих пор, просто наше сознание уже где-либо. Все, что с нами когда-нибудь было, - реальное, как свет звезд, которые погасли тысячи лет назад. Этот свет существует для нас здесь и сейчас. Следовательно, они сами - здесь и сейчас. Все, что с нами было, - всегда здесь и сейчас. Все продолжается, и если бы можно было это раз и навсегда осознать, может, мы могли бы стать совершенными. Хотя куда уж дальше ...
На одной из фотографий - мы, дети, маленькие гости большого гуцульской свадьбы. Август. За тридцать лет природные декорации не пережили никаких изменений. На
заднем плане: крутой склон, слева поросшее лесом обрыв, несколько
кустов орешника, ниже видно яму, отгороженный от частного участка
забором, в глубине - еще один плот, что делить границы. Хорошо помню: в пятницу вечером раздались первые звуки музыки: скрипка, гармошка, флоярка, цимбал, бубен, трубка. Невероятная эйфория праздника. Темнеет, мы идем на свадьбу, спускаемся с горы на яму, нам навстречу до перелаза идут музыканты, играют «до встричи» ...
Это свадьба, которая больше всего запомнилось. Замуж выходит Паюта Коцева. Паюта была особенной, другой, а может, просто казалась мне такой. Наконец, если казалась, значит была. Высокая, тонкая, с темными волосами до плеч, что на кончиках завивались вверх. Взгляд с иронической искорки, независимость и отстраненность. Моя бабушка, говоря о Паюту, говорила иногда «Коцева девка». Мне
было тогда пять лет, слово «девка» никак не ассоциировалось с Паютою, и
я возмущенно поправляла бабушку: «Паюта не девка, Паюта - девушка». Девкой мне казалась Анниця Мисьотова - плотный, медленная, ленивые движения и сонный взгляд. Позже
двадцатилетняя Анниця родила двоих детей от семидесятилетнего мужчину,
была жена, но взял Анницю с детьми к себе, где они и жили все вместе.
Коцеви жили внизу возле Потока - они и сейчас там, но Паюты нет. Ее взял парень из полянок. Теперь ей больше пятидесяти. Я не знаю, как она сейчас, подозреваю, что это знание могло бы разбить лучшие воспоминания детства. Перед свадьбой я скучала через близкую разлуку с Паютою. Вместе с тем, свадьбы еще никогда не было так близко от нашего дома, любопытство диймала меня еще больше, чем меланхолия.
Свадебные танцы - особый момент. Каждая пара достойна Брейгеля. Мимика,
способ и ритм движения, одежда так красноречиво и исчерпывающе выражают
всю нехитрую истину о человеке и его жизни, не нужен ни один
психоанализ. Нередко женщины танцуют с женщинами. Наверное,
просто потому, что большинство мужчин или не умеют танцевать, либо
слишком пьяны, и «гуцулка» с таким партнером превращается в дикую
беспорядочную чехарда, которая «запускает» в тебе инстинкт
самоуничтожения. Вообще, если хочешь узнать человека и определить ее конгениальность - пригласи ее на танец ...
Галина Петросаняк родилась в селе Черемошна Верховинского района Ивано-Франковской области. Автор
поэтических сборников «Парк на склоне» (1996 г.) и «Свет окраин» (2000
г.), переводчик с чешского и немецкого языков, преподаватель риторики. Лауреат немецкой литературной премии Губерта Бурды, которая ежегодно присуждается восточноевропейским лирикам.
Стихи переведены на английском, немецком, польском, чешском, белорусском и русском языках. Участница международных поэтических фестивалей. Проводит литературные чтения для немецких журналистов.
... Думала об этом, когда год назад была на свадьбе в горах, и мои гуцульские гены гнали меня на танец, все равно с кем. Всех, с кем танцевала, знала в детстве. Один из моих партнеров танцевал особенно бурно, нагнетая скорость, крутя мной то в одну, то в другую сторону, отрывая от земли. Правда,
ему не откажешь в хорошем чувстве ритма и определенной изысканности -
монотонные движения танца он пытался как-то разнообразить. Не
знаю, как насчет чувство ритма, но монотонности он не терпел и в жизни
- лет эдак пятнадцать назад взял себе молодую красивую жену, наделал ей
детей - где-то шестеро - пьянками и драками довел ее до помрачение ума
и оставил вместе с детьми ...
Что
греха таить - украинской ментальности таки присущ мазохизм, взращивание
позиции жертвы как на общественных, так и на личностных уровнях. Гуцулам,
несмотря на всю их часто эксплуатируемую кичем независимость и
свободолюбивисть, а главное - несмотря на любовь к жизни, безусловную
некичеву жизненную стойкость и выносливость, которая невозможна без
силы духа, иногда также нравится быть жертвами. Жизнь
трудна, и ответственность за все, что в нем происходит, часто
оказывается непосильной - так и хочется перевести ее на кого-то или на
что-то. Удобнее ее переводить на злую судьбу, тем более, что никто не знает, откуда она берется, кто ее определяет. Наиболее комфортно думать, что Бог. Ради Бога то легче терпеть. Хотя, по-моему, Бог здесь ни при чем.
Неотвратимость и «сакральность» злой судьбы воспевается в свадебных обрядовых песнях. Обряд виводин молодой - одно из сильнейших детских впечатлений. Подвыпившие свадебные гости стихают, суворишають, взявшись за руки, медленно кружат вокруг стола, заводя при этом печальной. Монотонная тягучая мелодия, депрессивные слова, слушая которые, я думала: никогда не буду выходить замуж:
Зашумела буковинка, ек си развивала, заплакала дивчиночка, ек си виддавала.
Ой не шуми, буковинки, да и ни Развивайся, ни плач, ни плач, дивчиночко, да и ни виддавайсы ...
Заплакала дивчиночка в третью среду ек ударила злая судьба в личико спереди ...
В
гуцульском фольклоре очень заметна, на мой взгляд, сквозная особенность
искусства вообще: дисгармония, разрушение, упадок, дезориентация,
насилия для искусства значительно более производительные, чем гармония,
порядок, процветание, ясность и мир. Вообще, зло в искусстве - особенно в нынешнем - производительнее, чем добро. Сатана - большой эстет и абсолютно неординарный художник. Прав был Рэмбо: цветы зла прекрасные, по крайней мере они кажутся нам такими. Но плоды, которые завязываются после этих цветов, - неожиданно смертельны.
Еще одна реалия, без которой едва обходилось гуцульское свадьбы моего детства, - драка. После свадеб живо обсуждались детали: кто, кого, за что, чем и как бил. Вы знаете, как это бывает - агрессивная мужская энергия, спровоцированная водкой, ищет выхода. Определенный тип мужчин в таком состоянии просто активно «ищет гудза» - напрашивается на рукоприкладство. В ход шли не только кулаки, но и колья, бутылки; изредка встречались даже поножовщины. Кто не решался реализовывать свой потенциал воина в публичной ситуации, по дороге со свадьбы избивал свою жену. Биение женщины - это вообще очень важный и устойчивый элемент гуцульской культуры.
На старых фотографиях - соседи. Многих уже нет, многие умерли преждевременно. Как Танахе Мегедин, папа моей первой подруги Лены. Благородное светлое лицо, волнистые волосы с едва рыжим оттенком, улыбающиеся глаза. Танахе был особым - с нами, малыми детьми, он вел себя на равных. Он был душой любого общества, открытым, работоспособным и готовым помочь. Сейчас ему могло бы быть немного за семьдесят. Где-то в девяностых он пошел косить возле дома отаву, а чуть позже жена нашла его мертвым в поле. Причиной мог стать тот самый цирроз, потому что покойный Танахе очень любил выпить. Когда
воскресными вечерами он навеселе возвращался из села, весь Поток
вздрагивал от его классического «ауф», которое он - дитя войны -
восклицал на все лады ...
Люди уходят, рождаются новые, и большое гуцульское свадьба продолжается. Беда
там танцует бешеную «гуцулку» с радостью и любовью к жизни, рядом с
свадебным деревцем там изобилуют цветы зла, тяжелые будни, как
надоедливые свадебные гости, не вылезают из-за стола от субботы до
субботы. Там непомерно пьют дешевую водку, бьют женщин и детей, там трехсотлетние обрядовые песни поют вперемешку с русской попсой. Но там еще умеют делиться последним, гордость там еще не омрачает всему человечеству. Поэтому и сумерки этого мира не кажется там таким очевидным.
В материале использованы фотографии из частных альбомов жителей села Черемошна.
|
