| Четвер 24-04-25 11:27 |
Вітаю Вас Гість Головна | Реєстрація | Вхід | RSS |
|||||||||||||||||||||||||||||||
|
Вечер в Карпатах Феноменология географических образов (географическое пространство и философия) (Д.Н. Замятин)Феноменология географических образов (географическое пространство и философия) (Д.Н. Замятин) Достаточно прохладное в течение многих десятилетий отношение философии к методологическим проблемам географии составляет явный контраст с глубоким и продуктивным интересом той же философии к истории и историософии. Обширной области философии истории соответствуют (а скорее, никак не соответствуют) "точечные" исследования, которые лишь обводят условным пунктиром область возможной философии (или философий) географии. На дальних подходах к философскому осмыслению географического пространства находятся исследования мифологических архетипов освоения земного пространства, в частности, известные работы Мирчи Элиаде [ 1 ]. Внимание исследователя было направлено на выявление структурных механизмов преобразования небесных мифологических и религиозных архетипов в конкретные модели освоения земного пространства. Он, в частности, показывает, как древние городские культуры организовывали свою территорию в соответствии с религиозными представлениями, предварительно превращая ее из "хаоса" в "космос": посредством ритуала ей придавалась некая "форма", благодаря которой она и приобретала реальность. Окраину интересующего нас методологического поля затронуло известное исследование Гастона Башляра "Поэтика пространства" [2]. Мощный анализ явления топофилии в психоаналитическом и феноменологическом контексте позволил "освоить" очень специфическое и до сих пор неясное для методологии географии пространство дома, пространства "прирученных" и облюбованных мест, которые прежде выпадали из собственно географического анализа и рассматривались лишь как исходная точка или субстрат для дальнейших теоретических и методологических построений. Дальнейший поиск в этой области связан с именами Мишеля Фуко, Жиля Делеза и Феликса Гваттари. Фуко впервые соприкоснулся с географической мыслью, дав в 1976 году известное интервью французскому географическому журналу "Геродот", после которого сформулировал свои собственные вопросы журналу [3] [4]. Географическое пространство в этом случае выступает не чем иным, как следствием целенаправленных мыслительных или философских усилий исследователя, непосредственно и "воочию" формирующего это пространство вокруг себя. Оно представляется как тотально-ментальное, конкретные географические координаты оказываются лишь продуктом географически ориентированной мысли. Впоследствии эта позиция Фуко трансформировалась. В позднейшем интервью "Пространство, знание и власть" (1982) он апеллировал к опыту написания им книги "Слова и вещи". Он приравнял пространство философского опыта к пространству собственно географическому, а само географическое пространство могло выступать лишь как строго функциональное, специализированное, специфическое пространство человеческой деятельности. Однако он утверждал, что города организуют государственное пространство, а само государство уподоблял огромному городу. В случае Фуко экспансия пространственных метафор на самом деле привела к тому, что географическое пространство раздробилось, фрагментировалось на множество жестких, "служебных" пространственных образов, которые и формируют мозаику пространственного опыта конкретного человека. Произошла своеобразная имплантация географического пространства как предмета философствования в сферу гораздо более широкого ментального поиска, в котором оно стало непосредственным орудием мысли. Более осторожным и как бы более пространственно "рассеянным", рассредоточенным было исследование Делеза и Гваттари "Ризома" [5]. Образ ризомы сам по себе идеально воспроизводит ненапряженное и "отдыхающее" пространство, пространство, которое не стремится центрироваться, дифференцироваться или автоматически иерархизироваться. По существу, уподобление географического пространства ризоме позволяет автоматически избежать возможных философских натяжек, которые связаны с целенаправленными интерпретациями явлений, обладающих явными или четко выраженными территориальными структурами. Философствование обретает здесь свое пространственно-географическое "алиби", которое позволяет как бы безнаказанно играть географическими образами реальности, а сама реальность в философском дискурсе становится ad hoc географической. Последняя совместная работа Ж. Делеза и Ф. Гваттари " Что такое философия ?" (1991) показала, что философия активно осмысляет понятие географического пространства [6]. Выдвинутое этими мыслителями понятие геофилософии развивается на основе наиболее общих географических образов - земли и территории. Соотношение их определяется двумя процессами: детерриториализацией (открытием территории вовне - от территории к земле) и ретеррито-риализацией (от земли к территории - восстановление территории через землю). Мысль формируется, "формуется" географическим пространством и становится, по сути, формой этого пространства. "География не просто дает материю переменных местностей для истории как формы. Подобно пейзажу, она оказывается не только географией природы и человека, но и географией ума" [6]. Современное российское философствование связано с исследованиями В.А. Подороги. В книге "Выражение и смысл. Ландшафтные миры философии" (1995) ему удалось на примере творчества Киркегора, Ницше, Хайдеггера показать роль и значимость конкретных географических образов в становлении философских произведений. Особенно важно осмысление исследователем пограничных, лиминаль-ных пространств, или пространства-на границе тех пока еще крайне слабо описанных географических образов, которые, фактически, очень сильно стимулируют и само философствование, даже в какой-то степени определяют саму его структуру. Мышление Кирке гора приобретает черты экзистенциальной картографии, а порождаемые им географические пространства практически не совместимы. Лишь сам масштаб экзистенции мыслителя, который задает и возможности подобного картографирования мысли, позволяет проводить операции дублирования или совмещения этих пространств. Философствование же Хайдеггера попросту невозможно вне географического пространства, ключевое понятие его философствования - Dasein - изначально пространственно:".. .человек неотделим от "своего" пространства, существование его в качестве Dasein "пространственно". Работы В.А. Подороги означали принципиальный поворот, ранее почти не заметный, в интересующей нас проблематике. Географическое пространство оказалось важным и органичным условием самого философствования, а зачастую и как бы его "героем". Географические образы как бы пронизывают структуры философствования и определяют, фактически, их эффективность. Пространство географических образов, в данном случае тождественное самому географическому пространству, выступило естественным полем или контекстом любой возможной и потенциально продуктивной ориентированной на себя мысли. Пространственно-географическая форма философствования сделала возможным как бы тотальное "про-мысливание", "опространствление" самого географического пространства. Наиболее продуктивной стала линия философствования, связанная с географическими образами движения, с динамикой географического пространства. Путешествие как вершина географического самопознания и одновременно как крайне сильная позиция "географически" ориентированного философствования привлекло серьезное внимание исследователей [7]. В первом случае (исследование поэтики странствий в творчестве О. Э. Мандельштама) географическое пространство и его конкретные ипостаси (динамичные ландшафтные образы) стали выражением откровенной экспансии "внутреннего", "душевного" пространства. Автохтонное географическое философствование, которое было направлено на понимание роли и значения различных географических образов, географического пространства, развивалось в 1980-1990-х годах и собственно в среде профессиональных географов. Так, изучение образа места оказалось очень важным с позиций классических прикладных географических исследований по электоральной географии, географии малого бизнеса и местного самоуправления [8]. Географическое пространство стало как бы автоматически "разбухать", а его структура приобрела очевидно неравновесный и неоднородный характер. Географическое пространство именталъность. Генезис и модификации географических образов Вполне очевидно, что географическое пространство как объект исследования и научного интереса всегда находилось в динамике и накладывались и на специфику самого объекта - географическое пространство изначально, "по праву рождения", множилось или размножалось в виде различных географических образов. Хорологический "переворот" в географической науке, начатый трудами немецкого географа К. Риттера в первой половине XIX века и фактически завершенный в начале XX века А. Геттнером, был в первую очередь переворотом методологическим [9]. В результате появился совершенно новый географический язык, который отличался не столько обилием новых научных терминов, сколько принципиально иным отношением к описанию собственного объекта -географического пространства. Так, введение понятий рельефа и ландшафта было, по сути, свидетельством превращения географии из науки, близоруко "ощупывавшей" интересовавшие ее объекты (география "близи" - см., например, путевые описания российских академиков XVIII - начала XIX веков - С. Г. Гмелина, П. С. Палласа, И. И. Лепехина и др.) в науку дистанционную, которая благодаря использованию пространственного принципа (география "дали") уверенно фиксировала и сам объект своего интереса, и его структуру. Наиболее интенсивные модификации и собственно моделирование географических образов характерны для культурной географии, особенно для исследований культурных ландшафтов [10]. Сами культуры и их пространственные отношения как бы разыгрывают на поверхности Земли человеческую историю (или истории), а осмысленность географического пространства предполагает и осмысленное будущее. В контексте понимания культурной географии как метафизики территории осмысленность конкретного географического пространства, его "окультуренность" непосредственно проявляется в количестве и качестве географических образов, которые как бы представляют и выражают это пространство в культуре [10]. Пример культурно-географической экспансии, которая породила живучий и крайне динамичный географический образ - классический американский фронтир. Фронтир - это, по сути, некое ментальное пространство, усвоившее и вобравшее в себя черты пространства географического, реального, и ставшее динамичным местом мысли, географией самоймысли. Ему присуща особая топология, которая требует и своего собственного ментально-географического картографирования. Неслучайно географические пространства, которые стали предметом интенсивной историко- или политико-культурной рефлексии, становятся одновременно и местами своеобразного картографического культа. Реальная географическая карта, таким образом, может выступать как самый эффективный культурно-географический или политико-географический образ. Великий географический образ (каким, можно, например, считать образ фронтира) спонтанно развертывает свои географические карты и способствует порождению множества интерпретаций, которые и сами, по существу, являются пространственно-географическими [11]. Понятие географического образа (образов) опирается на феноменологически понятую пространственность, то есть "пространство процессов, взятых вместе с мыслью о них, с практикой". География создает, фактически, свое пространство - пространство географии, отличающееся от "географического пространства". Именно в этом "пространстве географии" всякие вопросы "где" приобретают свой особый смысл [12]. Но постоянное движение, динамика самого пространства географии (она все время как бы уточняет собственные границы и координаты) приводит к несовпадению, образованию естественного зазора между ним и также трансформирующимся в результате этого процесса географическим пространством. Результатом становится своего рода бесконечная и в то же время имеющая конечную цель "методологическая погоня". Постоянно существующий зазор между конструируемым пространством географии и географическим пространством заполняется разнообразными географическими образами, которые выполняют роль медиаторов или прокладок. Географические границы (между местами, районами, странами, ландшафтами) как несомненное свидетельство этих пространственно-географических "ножниц" являются, по существу, месторождениями наиболее важных, ярких и продуктивных географических образов. Геополитические (политико-географические) образы Специфика политического мышления, в особенности структура традиционных политических переговоров, известный схематизм этого типа мышления и сравнительно высокая нацеленность на достижение политического компромисса ведут, как правило, к формированию довольно простых, четких и выпуклых политико-географических (геополитических) образов [13]. Характерно, что в дальнейшем эти политико-географические образы могут формировать и достаточно сложную, разветвленную и часто иерархизированную единую систему - геополитическую картину мира. Важно отметить, что сам механизм возникновения и развития геополитических пространств предполагает параллельное, взаимосвязанное и как бы встроенное развитие системы политико-географических образов. "На определенный политико-, физико-, социально- и экономико-географический субстрат, или базу данных, налагаются разнородные, иногда противоречащие друг другу политико-географические и геополитические представления - местного населения, военных, политических и государственных деятелей. При этом возникает сложная система политико-географических образов, реагирующая на внешние воздействия изменениями своей конфигурации и структуры". Зачастую наиболее мощные геополитические образы могут как бы множиться, выступая одновременно в различных "ипостасях" и значительно усложняя разработку единой целенаправленной политической стратегии. Подобные "ядерные реакции" ведут к возникновению, сосуществованию и взаимодействию различных геополитических образов одного и того же исходного политического (геополитического) объекта. Сами принципы развития и взаимодействия геополитических пространств ведут к появлению и активному функционированию различного рода буферных и промежуточных территориальных зон между сильными или соперничающими государствами, которые, по сути, одновременно могут быть и продуктивными геополитическими образами. Динамика географических образов (историко-географические образы) В геоисторическом исследовании - в том первоначальном виде, в каком оно сложилось, например, в трудах Фернана Броделя,-географическое пространство играет уже принципиально другую, самостоятельную роль по сравнению с классическими традиционными историческими подходами. П. Шоню справедливо заметил, говоря о знаменитой работе Броделя "Средиземноморье" (1949), что: "Средиземноморье оказалось-и это явилось потрясающим открытием - пространством без государства, пространством реальным, то есть пейзажем, диалогом человека с землей и климатом, извечным сражением человекас материальным миром вещей, без государственного посредничества, без ограничивающих права человека национальных пределов с их административной географией и границами". В геоистории достаточно абстрактное историко-культурное пространство, географический фон, на котором происходят те или иные исторические события, превращается практически водного из главных героев самого исследования (изменяясь, естественно, и качественно). Для геоисторического исследования наиболее важным объектом являются историко-географические образы и их эволюция (циклы зарождения, развития и естественной трансформации). При этом историко-географические образы (в отличие, например, от довольно специфических геополитических образов) могут формировать достаточно плотное и устойчивое образно-географическое поле, в котором динамика образа выражается просто в наращивании последовательных страт, в закономерной и объемной стратификации этого поля. Географические образы и художественное пространство Наибольшим и наиболее глубоким трансформациям реальное географическое пространство, как правило, подвергается в художественных произведениях. В данном случае уместно говорить об автономном существовании географических образов, которые как бы живут и развиваются внутри художественных произведений по собственным законам. Эти образы можно классифицировать, упорядочивать с точки зрения их генезиса: по отдельным авторам, отдельному произведению или ряду произведений одного писателя. Второй уровень - это исследование географического "охвата", реального географического пространства, которое было в той или иной степени затронуто определенным произведением или писателем. На этом уровне возможно изучение первичных взаимодействий реального географического пространства и конкретных художественно-географических образов. На следующем, третьем уровне художественно-географические образы могут быть в известной мере типологи-зированы и обобщены, при этом их связь с реальным географическим пространством может быть затушевана и проявляться лишь в ряде повторяющихся ландшафтно-культурных или ландшафтно-мифологических примет. Рядом с этими основными уровнями исследования расположен дополнительный. Он зиждется на понимании художественно-географического образа как активного, агрессивного начала, которое по-своему преобразует структуры восприятия реального географического пространства. Границы художественного и реального географического пространства становятся нечеткими и практически стираются. Сам художественно-географический образ "впитывает" в себя реальные топонимы и базовую картографию конкретного географического пространства. Гибридное художественно-географическое пространство очень сильно расширяется, возникает иллюзия его огромности, даже если географическое место действия занимает в реальности небольшую территорию. Геоэкономика и географические образы будущего. Вместо заключения Быстрое развитие новой пограничной дисциплины - геоэкономики - способствует расширению контекста, в котором возможно исследование и практическое использование географических образов. Оно делает концепцию географических образов принципиально открытой. Геоэкономика в известной мере оперирует уже с виртуальными пространствами и финансово-экономическими потоками. Поэтому целенаправленное конструирование географических образов может стать актуальной задачей. Географическое пространство, по-видимому, можно "разворачивать", "сворачивать", "искривлять" вполне сознательно, с целью получения его определенных свойств и эффектов. Этот процесс может происходить, естественно, не в реальности, но в подготовленном виртуальном поле. В геоэкономике возможно создание географических образов-катализаторов или образов-трансформаторов, которые зафиксируют тем самым открытость и когнитивную бесконечность географического пространства. Литература 1. См.: Элиаде М. Космос и история. Избранные работы.-М.,1987. 2. BachelardG. Lapofttique de Г espace. P., 1957. 3. Questions a Michel Foucault sur lagftographie // Foucault M. Dits etftcrits. 1954-1988. III. 1976-1979. P., 1994. 4. Des questions de Michel Foucault a "Hyrodote" // Ibid. 5. Deleuze G., GuattariF. Rhizome. Introduction. P., 1976.6. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия. - М.;СПб., 1998.-С. 124. 7. Завадская Е. В. "В необузданной жажде пространства" (поэтика странствий втворчестве О. Э. Мандельштама) // Вопр. фил ос. 1991. № 11; Касавин И. Т. "Человек мигрирующий": онтология пути и местности//Там же. 1997. -№7. 8. Daniels St. Place and Geographical Imagination // Geography. 1992.№4 (77). P. 311. См. там же основную библиографию по теме. 9. См.: Сухова Н. Г. Карл Риттер и географическая наука в России. Л., 1990; Замятин Д. Н. Сознание Земли // Изв. РАН. Сер. географическая. - 1995. - № 1. 10. Новиков А. В. Культурная география как интерпретация территории // Вопросы экономической и политической географии зарубежных стран. Вып. 13. Проблемы общественной географии. М., 1993; Каганский В. Л. Ландшафт и культура// Общественные науки и современность. - 1997. -№1,2. 11. См.: Петровская Е. В. Указ. соч. С. 60-64. 12. Костинский Г.Д. Географическая матрица пространственно-сти // Изв. РАН. Сер. географическая. - 1997. - №5. - С. 18,30 13. Замятин Д. Н. Политико-географические образы. Представление географических знаний в моделях политического мышления // Человек в зеркале географии. - Смоленск, 1996. Зміст
|
|||||||||||||||||||||||||||||||
|
Copyright //vechervkarpatah.at.ua © 2024 |  |